Личный рекорд Владимира Гладилина – 57 выездов на Чернобыльскую АЭС

Владимир Александрович Гладилин, главный архитектор Брянского района в 2010-х годах, ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС,  рассказал, как принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году.

Завтра исполнится ровно тридцать девять лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Последствия этой катастрофы коснулись значительной части территории Брянской области. Среди всех регионов России Брянщина считалась и считается до сих пор одной из самых пострадавших. А последствия этой аварии несколько лет «разгребали» люди, своими руками, жертвуя самым ценным, что есть у человека — здоровьем.

Немного истории

Есть у нас устойчивое выражение – «мирный атом», которое ввел в обиход советский академик Игорь Курчатов. В апреле 1947 года он вместе со своими товарищами-учеными написал письмо куратору атомного проекта Лаврентию Берии с предложением разработать проекты электростанций, самолетов и морских судов на атомной энергии. Саму идею мирного атома, работающего во благо страны и людей, наверху взяли «на карандаш». В июне 1949 года выходит постановление о сооружении атомной станции. Игоря Курчатова назначили научным руководителем этого проекта. А 26 июня 1954 года уже была запущена в промышленную эксплуатацию первая в мире подключенная к электросети электростанция – Обнинская АЭС.
23 года спустя, в октябре 1977-го, состоялся пуск 1-го энергоблока (включение ТГ-2 в сеть) Чернобыльской АЭС имени В.И. Ленина. Через 8,5 лет, 26 апреля 1986 года, на её 4-м энергоблоке случилась самая масштабная техногенная катастрофа XX века, которая стала предупреждением всему человечеству и напоминаем ему, что атом бывает не только мирным.
Эта авария изменила жизнь сотен тысяч людей бывшего СССР: тех, кто был в эпицентре взрыва и кто потом ликвидировал его последствия; тех, кто был отселен из загрязненных территорий и кто там, вопреки здравому смыслу, остался. Были и такие, прикипевшие к родному дому и родным погостам намертво.
Нет, эта беда затронула не сотни тысяч – миллионы! И одним среди них был Владимир Александрович Гладилин, главный архитектор Брянского района в 2010-х годах, ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС, проведший непосредственно в здании станции 57 дней! Это был своего рода рекорд, который ни до, ни долгое время после него не был побит.
О том как это было там, в самой гуще событий, наш сегодняшний рассказ от первого лица человека, который вместе со своими товарищами, как потом красиво и пафосно скажут «спасал мир от ядерного Апокалипсиса»…
Яблоки в снегу

Владимиру Гладилину, преподавателю Брянского филиала Московского гидромелиоративного института, в декабре 1986 года, когда он, старший лейтенант запаса, получил повестку из военкомата, было 36 лет. На носу сессия, хотелось бы принять у своих студентов все экзамены, к которым ты их готовил, но, увы, не срослось. Все планы на завтра были порушены. Но появились новые – работа в режиме военного времени по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
24 декабря 1986 года Владимир Александрович получил повестку, а уже 4 января 1987 года он, как командир взвода, в группе из 12 земляков-брянцев, прибыл в место расположения лагеря, расквартировавшегося в 30-ти километрах от ЧАЭС и в двух километрах от населенного пункта Ораное.
– Страшно было?
– Сперва, да, а когда втянулись в работу, эмоции притупились. Человек привыкает ко всему. Тем более, рядом с тобой жили и трудились тысячи и военных, и гражданских. В этом огромном людском море страх растворялся без остатка в течение первых дней.
Палатки, щитовые домики и кошки

Офицеры жили в щитовых домиках, которые возводились тут же, на месте, а солдаты в больших армейских палатках, рассчитанных на 20-25 человек. Вот офицеры в снежную зиму 87-го нередко солдатам завидовали. Щитовой домик промерзал насквозь, спать приходилось одетыми, а в палатках стояли буржуйки.
Домашний уют, в военном лагере, могли придать немногие вещи, но среди них точно были кошки, которые прибились к людям с соседних обезлюдевших деревень. Их кормили, их гладили. Хоть что-то напоминающее обыденную жизнь.
Обустроились по военному быстро, и уже 7 января, а в этот день Владимиру Гладилину исполнилось 37 лет, был его первый выезд на станцию.
По дороге на станцию, т.е. внутри 30-километровой зоны, все деревни уже были пустыми.
– Самое жуткое было видеть крепкие дома с распахнутыми настежь окнами и входными дверями. И яблоки в садах, которые несмотря на снег и мороз висели на деревьях, мерно раскачивались на ветру – заиндевевшие, красивые, как елочные игрушки. И ни одной живой души на километры вокруг, – вспоминает Владимир Александрович.
Вот Гладилин просто рассказывает, а у меня мороз по коже – очень уж сюрреалистическая картинка получается. А они ехали туда, откуда, казалось бы, все живое должно убегать.
Отбойный молоток, кувалда и лопата

Задача перед военными стояла «простая» – очистка и дезактивация внутренних помещений станции: снималась штукатурка со стен, бетон с полов, т.е. верхний, самый зараженный радиацией слой. Основные орудия труда – отбойный молоток, кувалда и лопата. «Фонящая» штукатурка и бетон подлежали утилизации, помещения обрабатывались хлоркой или порошком «Защита», для чего использовались просто ведро и тряпка. Потом со шланга все «лакировалось» водой с марганцовкой. Если помещение продолжала фонить и после обработки, стены в нем обивались свинцовыми листами, которые были в рулонах, как обои. Тяжелый, ручной труд, где люди были главной, движущей силой.
Всем военным выдавалось два комплекта формы. Первая, для работы на станции, была пропитана специальным составом, который должен был обеспечивать защиту, вторая – чистая, для жизни в лагере. А ещё каждому была положена обычная тканевая маска. Но долго в ней находится никто не мог, жара там стояла неимоверная, потому как трубы диаметром 350 мм., проходящие через все помещения, продолжали отапливать станцию. До них было не дотронуться – кипяток. И уже через три дня все маски были или на подбородке или в кармане, иначе можно было задохнуться. И у каждого был «выбор» от чего: от жары или от пыли…
О распорядке
и «норме» радиации

У каждого офицера и солдата были индивидуальные дозиметры. Обязательные замеры проводились при въезде на станцию, а потом при выезде с объекта. Первоначально для военных верхним пределом радиации считалась доза в 50 рентген. Это много, очень много, потому «норму» снизили до 25 рентген. Как только человек её набирал, его отправляли домой – больше ему в зоне находиться нельзя.
Распорядок в лагере военных был по военному четкий. В 6 утра подъем. Завтрак. И сразу выезд на станцию, где в 8 утра каждая группа получала свое задание – номера помещений, где нужно проводить работы по дезактивации и изоляции всех поверхностей и оборудования, а также крыш вспомогательных зданий и сооружений ЧАЭС. Например, в первые месяцы труднее всего было тем, кто шел на крыши, где ещё можно было найти куски графита, которые просто адски фонили. Их сбрасывали вниз, толкая ногой. Иногда солдатам хватало нескольких секунд, чтобы получить максимально допустимую дозу радиации.
Если внутри помещения был сильный радиационный фон, то в нём, согласно технике безопасности, работали от силы 10-15 минут, потом уходили в чистые помещения, а им на смену приходила другая группа. После обработки дозиметрист замерял радиационный фон: если он соответствовал замерам до обработки, значит, работа не была выполнена. Если радиационный фон снижался до допустимых норм, помещение переходило в разряд чистых.
Обедали прямо на станции, где была большая столовая. В шесть вечера конец смены, и путь обратно. Дорога до лагеря занимала много времени, потому как обязательно нужно было пройти через пункты очистки. Наиболее тщательно обрабатывали сами машины, особенно колеса, чтобы не везти радиационную пыль в расположение части. Приезжали, ужинали и валились спать без задних ног. И так изо дня в день. Без выходных. Каждый день новое задание и новые помещения, максимум 2-3. На большее ни сил, ни времени не хватало.
Предельно
допустимая доза

Владимир Гладилин отработал на станции в должности командира взвода чуть больше двух недель. Потом в военном лагере произошла кадровая ротация: на смену командиру из Подмосковья прибыл наш, клинцовский, возглавивший батальон. Вот к нему помощником и был переведен Владимир Александрович. Считайте, повышение. Но выездов на станцию для него меньше не стало, а обязанностей даже прибавилось. Занимался он в том числе и маршрутизацией групп. Например, стояла задача очистить помещения №35,36,37. А станция огромная, комнаты, несмотря на то, что их номера идут друг за дружкой, могли находится в разных локациях. Вот Гладилин, который в картах хорошо разбирался и ориентировался на местности, находил к ним лучшие, наиболее короткие проходы. Выполняя поставленные задачи, Владимир Александрович, наверное, исходил станцию изнутри практически «от» и «до», конечно, там, где могла ступить нога человека. И это помимо выполнения других ЦУ, о которых он не имеет право говорить и сегодня.
Вот так и прошло чуть более двух месяцев работы на Чернобыльской АЭС, с 4 января по 6 марта 1987 года, из которых он 57 световых дней провел непосредственно на самой станции. А потом, после очередной проверки, дозиметр показал максимально близкое к предельной «норме» значение в 24 рентгена. Всё – закончилась для старшего лейтенанта запаса Владимира Гладилина чернобыльская эпопея, и уже 8 марта 1987 года он был дома.
Ничто не проходит бесследно

Там, на станции, после того как прошел первый страх, все казалось максимально простым – выполнил дневную норму, отдохнул, на следующий день новый выезд на станцию.
На гражданке, немного отойдя от командировки на АЭС, вернулся к преподавательской деятельности. Казалось бы ничего не изменилось: любимая работа, студенты, сессии, подрастающая дочка, решение повседневных бытовых вопросов. Но сбои в здоровье все чаще давали о себе знать. Вот куда уходят все силы? Молодой же ещё мужик, всего 37 лет, а прошел немного, а уже появляется одышка. А просто ничего не проходит бесследно! Это все прошедшие через Чернобыль, поняли немного позже. А Владимир Александрович ощутил это в полной мере уже в 1989 году, когда у него случился инфаркт. Потом, на официальном уровне будет признано, что онкология и болезни сердечно-сосудистой системы наиболее частные последствия радиационного заражения.
После инфаркта и реабилитации Гладилину была установлена 2-я группа инвалидности, без права работы по найму. А на пособие по инвалидности прожить в 90-х годах было очень непросто. Но как то выкручивался. Благо его профессия инженера-геодезиста, которую он получил в Московском институте инженеров землеустройства, во все времена востребована. Здесь же, в родной альма-матер, он получил и вторую специальность архитектора.
Орден Мужества
и Почетное звание

В 1992 году, после нескольких лет вынужденного безвременья, Владимир Гладилин, смог вернутся и в любимую профессию, и на работу. Сперва, еще в 90-х годах, возглавил архитектурное бюро Брянского района, а в 2007 году назначен на должность главного архитектора Брянского района. Это было время бурного жилищного строительства пригородных территорий и газификации Брянского района. Инженеры-геодезисты сбивались с ног, выезжая в деревни и села, делая замеры и составляя планировку сельских населенных пунктов, той же Антоновки, Кузьмино, Нетьинки, Мичуринского и многих других.
В 2008 году за значительный личный вклад в развитие российской архитектуры и градостроительства Владимиру Гладилину было присвоено звание «Почетный архитектор России», а в 2010 году указом Президента Российской Федерации «…за смелые и решительные действия, совершённые при исполнении воинского и гражданского долга в условиях, сопряжённых с риском для жизни» он был удостоен Ордена Мужества. Пусть и не сразу, но высокая награда нашла своего героя, как и сотен его коллег, которые имеют статус ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Владимир Александрович уже давно на заслуженном отдыхе. Своё он отработал. Сегодня в приоритете – семья. А внук, Ванечка, которому только 10 лет – отрада для деда. Вместе они проводят массу времени, потому как понимают друг друга с полуслова.
* * *
После повестки в военкомат и работы на Чернобыльской АЭС жизнь Владимира Гладилина, как он сам считает, изменилась кардинально.
– Не знаю как бы сложилось всё останься я на преподавательской должности… Но инфаркт и группа инвалидности поменяли жизненные приоритеты. Здоровье стало главной ценностью, – говорит Владимир Александрович. – Вот уже 36 лет как вся моя жизнь проходит между приемами таблеток. И столько же, когда я последний раз пропускал 50 грамм по случаю дней рождений родных, друзей или праздников. Мне это категорически нельзя. А в остальном… Все нормально. Только вот больно терять своих друзей, с которыми вместе работал на Чернобыльской АЭС. Нас в 1987 году было 12, сегодня в живых осталось только трое, это вместе со мной…
Несмотря на скорректированные Чернобылем планы, жизнь Владимира Гладилина всегда была полна событий. Просто по характеру он такой человек, не может усидеть на месте. Он всё время куда-то шел, чего-то добивался. Пусть что-то терял, но обязательно что-то и находил.
Обычная жизнь обычного человека. Просто у него за плечами был двухмесячный отрезок жизни и работы на Чернобыльской АЭС, и выполненный до конца приказ Родины.
Никакие преференции от государства не могут сегодня компенсировать ликвидаторам потерянное здоровье. Как никакие слова не могут выразить и нашу благодарность за то, что они сделали: работая практически голыми руками в самом эпицентре ядерного взрыва, теряя страх за собственную жизнь, ради жизни других…

Алла Петрова.